Характерной особенностью внутриполитической жизни Израиля эпохи Второго Храма была постоянная конкурентная политическая борьба между сторонниками двух представлений об основании иудейской государственности. Одна сторона стояла на позициях конституционализма и провозглашала, что основанием национального самосознания должен быть Закон Моисеев. Их оппоненты были институциалистами и считали, что краеугольным камнем еврейского государства должен быть Иерусалимский Храм.
С одной стороны, за период Вавилонского пленения Израиль приучился жить без Храма и без жертвы, находя свою национальную идентичность в изучении и соблюдении Закона. Сформировался социальный институт общины (по-гречески – синагога, «собрание»), где евреи рассеяния могли совместно молиться и изучать Тору. После возвращения из Плена и восстановления Храма евреи сохранили общинный уклад религиозной жизни. Учителя Закона постановили, что на Шаббат и по праздникам молиться следует, сходясь в «доме собрания» (бейт-кнессет по-еврейски). Именно на основе синагоги возникло движение фарисеев – сторонников достижения праведности через строгое и постоянное соблюдение Закона в повседневной жизни. Наиболее рьяные из них утверждали даже, что знание и соблюдение Закона необходимо для спасения, и тот, кто «невежда в законе, проклят он» (От Иоанна 7:49).
С другой стороны, соблюдение бытовых предписаний Торы становилось бессмысленно без храмовой жертвы. Жертва – основа установленного Богом церемониального закона. И если нет Храма, то нет и жертвы. В этом случае соблюдение всех прочих ритуалов превращается в одну лишь видимость благочестия. Потому радикалы от институциализма утверждали, что условием спасения является неукоснительное следование предписаниям о регулярных жертвоприношениях и посещение Храма на праздники.
С подобным разбросом мнений приходится встречаться и сегодня. Теоретически-то все христианские деноминации согласны, что спасение дается Богом исключительно по благодати через веру в Иисуса Христа, Его Сына. Однако одни при этом настаивают на приоритетности регулярного участия в литургии и церковных таинствах, другие – на важности постоянного изучения Писания.
Но в те времена проблема отнюдь не сводилась к абстрактным сферам кабинетного богословия. Всё упиралось в конкретный вопрос – вопрос власти: кто является политической элитой и обладает высшим авторитетом в обществе? Если основанием государственности Израиля считать Храм, элитой будут священники и левиты. Если же Тору – то книжники и учителя Закона.
Именно в этом – подоплека постоянно звучавшего в те дни вопроса: какая первая из всех заповедей? Что важнее: Храм или Тора? И в свете этого с весьма интересной стороны открывается беседа Иисуса с народом и учениками в Храме на второй день Страстной недели, описанная в Евангелии от Марка 11:27-12:13:2.
Дело происходит на территории, подконтрольной храмовой элите. Днем ранее народ приветствовал Иисуса как царя-освободителя, крича Ему «Осанна» (по-арамейски – «спаси же», Псалтирь 117:25,26). Войдя в город, Спаситель тут же направился в Храм и очистил его от менял и торгующих жертвенными животными. Поэтому разговор с самого начала приобрел политический оттенок, касаясь вопроса власти. К Иисусу подошли представители обоих элит, первосвященники и книжники, вместе с арбитрами-старейшинами, «и говорили Ему: какою властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал власть делать это?» (11:27,28). Но Тот уклоняется от ответа, не позволяя им занять положение обвинителей. Напротив, Он выдвигает им встречное обвинение, рассказывая притчу о неверных виноградарях (12:1-11).
Они, «оставив Его, отошли и посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове» очередным явно политическим вопросом – «позволительно ли давать подать кесарю?» (12:12-14). Ответ Учителя снова оказался не тем, который ожидали. Тогда саддукеи (приверженцы храмовой элиты), воодушевленные тем, как Иисус привел в замешательство их оппонентов, перехватывают инициативу и пытаются показать Иисусу абсурдность идеи воскресения мертвых, чтобы окончательно склонить Его на свою сторону. Но Он демонстрирует несостоятельность и их аргументов, причем – на основании почитаемой самими же саддукеями Торы (12:18-27).
И вот, решив, что Иисус, все-таки, – с ними, «один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей?» (12:28). Но Иисус снова не принимает ни ту, ни иную сторону (а разговор, как мы помним, идет о власти). Он провозглашает бесспорный факт: главная заповедь – «Шема, Исраэль» (Второзаконие 6:4-5). И тут же добавляет, что вторая, подобная ей – Левит 19:18. «Иной большей сих заповеди нет» (12:31).
В соответствии с правилами, издревле принятыми у еврейских книжников, задавший вопрос должен был повторить ответ учителя, показывая, что он все понял правильно и извлек должный урок. Марк уделяет этому аспекту особое внимание: «Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв» (12:32-33). То есть, книжник этот понял, что заблуждаются и его единомышленники, и его оппоненты. Изучение Торы – не самое главное, но не главное и храмовое служение. Это все – лишь средства достижения цели, но не сама цель. «Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия» (12:34).
Тем не менее, среди тех евреев, что не приняли Благую Весть, противопоставление Храма и Закона продолжалось вплоть до 70-го г. н.э., когда город и Храм были полностью разрушены войсками Тита (будущего первого наследного императора из династии Флавиев). С разрушением Храма институционный подход утрачивает свое значение, и Тора становится единственной основой национальной идентичности израильтян.
Читайте также:
Однако, справедливости ради стоит отметить, что ни Храм, ни Тора основаниями государственности современной нам светской парламентской республики Израиль не являются. И потому было бы ошибочно отождествлять нынешнее государство Израиль с Израилем античным.
