В студенческие годы нас мало трогали песни о трудовых буднях советского народа и его единстве с коммунистической партией, звучавших из каждой радиоточки. Мы сочиняли собственные – о том, что действительно казалось нам достойным песен. И самозабвенно пели их друг другу где придется – или на кухне, или на берегу, или в лесу, или в поезде, в автобусе (при любой возможности мы покидали город со своими грязными гитарами производства черниговской мебельной фабрики).
Как-то во время очередной вылазки с нами в вагоне электрички оказалось несколько молодых людей. Одеты они были, по нашим бродячим меркам, излишне опрятно. Но – тоже с гитарами. Заподозрив в них единомышленников, мы подсели, чтобы поделиться своим песенным сокровищем и надеясь услышать что-то новенькое.
Песни спутников особого впечатления на нас не произвели. Не было у них ни стихотворного изящества, ни интересных мелодических ходов. Да и тематика была достаточно однообразной – хвала-Богу-Богу-хвала. Но выяснилось, что с песнями своими они едут не на пляж, а в «санаторий», где доживали свои дни наши ровесники – инвалиды афганской войны, исполнившие «интернациональную обязанность», и теперь уже никому не нужны ни народу, нет партии.
«Если вы считаете, что ваши песни более интересны, поехали вместе с нами», – предложили новые друзья. Что ж, наших планов поехать-петь это не нарушало. К тому же не только новая аудитория появлялась, но и сама вылазка приобретала социальную значимость, что очень поднимало нас в собственных глазах. Немного с виду пококетничая, мы согласились.
Очевидно, наши попутчики это медучреждение посещали и раньше – охрана пропустила нас без промедлений. Был выходной, и из персонала на территории находилась только одна нянечка – добродушная пожилая женщина.
Не помню, как прошел наш день. Наверняка было больно и защитные механизмы психики вытеснили детали из памяти. К концу визита в заведение пронесся заговорный слух: посетители тайно передали обитателям… Библию!
О Библии мы, советские студенты, мало знали. Знали, что это – книга. Книги же мы ценили, и в качестве подарка такое было очень кстати. К тому же это была книга не из особо доступных. Похоже, что дарителям она была дорога, и с их стороны этот дар выглядел довольно жертвенно. Это вызывало уважение. Наконец, эта книга была не совсем разрешенной. Коммунисты ее явно не любили. А к запрещенной литературе в нашей нонконформистской среде отношение было особенное. В общем, дело хорошее.
Мы уже собирались домой, когда в палату вбежала няня, которая весь день занималась своими делами. «Что вы оставляете Библию?» – спросила она возбужденно. В наших глазах эта женщина была представителем власти и вопрос звучал как угроза. Не иначе как отобрать хочет, – подумали мы и начали дружно отказываться: нет, ничего, мол, не знаем. «Вы не подумайте, – догадалась она, – я только увидеть хотела бы. Никогда не видела!
Вот так, – подумал я, – человек полвека прожил, а Библии ни разу не видел. Плохо получилось. Надо будет как-нибудь, при случае, самому посмотреть.
